За гранью невозможного

Круглый стол «Цифровое будущее легкой промышленности», состоявшийся 21 марта в рамках «Российской недели текстильной и легкой промышленности» в московском ЦВК «Экспоцентр», выявил интересный парадокс. Участники и эксперты рынка охотно обсуждают цифровизацию отрасли, но мало кто знает, что это такое.

Круглый стол, организованный «Общероссийским народным фронтом» и Комитетом по цифровым технологиям «Союзлегпрома», собрал представителей бизнеса и министерств, которые пришли к выводу: виртуальное будущее, конечно, когда-то станет реальным, но пока никто толком не знает, что такое цифровая экономика, поскольку ее попросту нет. Кстати, этажом ниже национальная сборная чемпионата WorldSkills в треке «Технология моды» тренировалась на глубину погружения в эту самую цифровую экономику, которой как бы не существует…

Параллельные миры

Но вернемся к спикерам круглого стола. «Чтобы работать в цифровой экономике, у фабрики должен быть цифровой двойник, который проводит все операции, кроме лабораторных, – сообщил советник ректора Санкт-Петербургского национального исследовательского университета информационных технологий, механики и оптики ИТМО Олег Мальсагов. – Есть ли в России понятия «цифровая фабрика», «цифровой двойник»? Нет. Есть ли попытки создать? Да, есть. Но есть ли в бюджете деньги? Нет. Нужны миллиарды. Мы уже отстали от мирового рынка. Как поменять ситуацию? Уже, наверное, только революционно, потому что эволюционно не успели». 

Между тем летом 2017 года российский офис McKinsey выпустил большое исследование «Цифровая Россия: новая реальность», по данным которого уже сейчас доля цифровой экономики в ВВП нашей страны составляет 3,9%. Это меньше, чем у лидеров (Сингапура, США, Израиля), но зато наблюдается позитивная динамика: в 2011-15 годах ВВП России вырос на 7%, а объем цифровой экономики – на 59%, или 1,2 трлн рублей. 

В феврале этого года в Москве состоялся первый Форум по цифровой трансформации в рамках Недели российского бизнеса РСПП, который собрал более 250 профессионалов из государственных и бизнес-структур. Там, в частности, было озвучено, что ближайшее время в Госдуму внесут 25 законопроектов по регулированию цифровой экономики. И, кстати, со всеми подробностями государственной программы «Цифровая экономика» можно познакомиться на сайте data-economy.ru.

Впрочем, как показывает международный опыт, некоторые компании встраиваются в новые реалии и без какой-либо господдержки – потому что им выгодно удовлетворять меняющиеся требования рынка. Например, американский сервис персонального шопинга Stitch Fix создал в прошлом году собственную систему аналитики Hybrid Design, которая дает возможность описать каждый предмет одежды через набор характеристик (от 30 до 80 критериев). Свое программное решение разработала и американская служба проката модной одежды Le Tote, работающая по принципу подписки. Алгоритм Chloe предсказывает, какими товарами скорее всего будут интересоваться клиенты, учитывает историю поиска, отказы, размеры, устройства, с которых клиент выходит в интернет.

Спортивные гиганты и люксовые бренды активно исследуют возможности виртуальной реальности. Почти все крупные ритейлеры погружены в вопросы внедрения визуального поиска. Tommy Hilfiger и Zalando уже организовали такой. Некоторые компании, даже такие небольшие как испанская Camper, углубляются и в технологию распознавания голоса для поиска товаров.

В России создан сервис Sarafan (разработчик – компания Anetika), который распознает обувь и одежду благодаря компьютерному зрению и машинному обучению. Sarafan уже установили Crocs, Love Republic, «Эконика», befree и Ralf Ringer. Цифровая экономика не просто стучится во все двери, она уже вошла внутрь и выбирает место поудобнее. 

Впрочем, председатель правления ассоциации «Российская Oутдор Группа» Алексей Гребцов, выступая на круглом столе «Российской недели текстильной и легкой промышленности», сказал, что у тех, кто не успевает идти в ногу со временем, еще есть некоторый запас. Цифровая экономика остается дорогой с точки зрения затрат электричества и сырья, что сдерживает ее развитие в мире. «После того, как вы сказали «Окей, Google», закипает один литр воды, – ровно столько энергии надо, чтобы поисковик вам ответил, – пояснил Алексей Гребцов. – У нас сохранились и энергетика, и химическая промышленность. Мы можем выстроить интересные с точки зрения себестоимости цепочки производства и не просто остаться на мировом рынке, но занять там большую долю».

Правда, российские стартапы в цифровой экономике больше озабочены компьютерными достижениями, чем себестоимостью. Однако возникает все больше проектов, ориентированных на модную индустрию. Так, среди получивших поддержку созданного компанией Faberlic акселератора FashionTech: инструмент для построения лекал сразу в объеме 3D Fashion Sketch Maker, 3D-принтер для печати трикотажных изделий Lar-X, приложение для подбора гардероба по фотографиям пользователя Up Your Style, производство биоразлагаемого материала – экологичного филамента, текстиль с косметическими капсулами Cosmeto Textile.

Иные координаты

Цифровая экономика – это не про искусственный интеллект, big data, виртуальную реальность и даже не про нейросети. Суть в том, что мы впервые получаем такую гибкость, которая дает возможность даже в массовом производстве учесть интересы отдельного человека. При этом одновременно происходят три процесса: во-первых, разрушаются основы маркетинга; во-вторых, исчезает вещь как готовый продукт; в-третьих, возникает необходимость принимать во внимание не одну или несколько связей между человеком и продуктом, а сотни и тысячи.

Соцдем в маркетинге полностью исчерпал свои ресурсы. Представьте себе Ксению Собчак и, скажем, учительницу из Воткинска, которая воспитывает маленького ребенка. В обоих случаях мы имеем дело с работающей матерью, ведущей активный образ жизни – но в совершенно разных мирах. Теперь сравним Ксению Собчак и Полину Диброву. Один и тот же сегмент по уровню доходов, но мама одного ребенка и мама троих детей – это принципиально разный семейный менеджмент, включая гардероб. 

Вместо покупательских сегментов маркетологам приходится иметь дело со множеством их подтипов. Одна и та же женщина, которая носит Prada, может входить в сообщества любителей брокколи и поклонниц Борхеса. Следовательно, необходимо учитывать разные привычки одного человека. Новую модель маркетинга можно сравнить с песочными часами. Сверху – бесчисленное количество сегментов целевой аудитории; в горлышке – один конкретный клиент; внизу – интересы одного клиента, связывающие его со множеством сообществ. 

Практически все торговые сети испытывают большие трудности в продажах, потому что они затачивались под модель одного продукта для разных аудиторий, а эта схема больше не работает. 

Аналогичный процесс происходит с продуктом. Раньше продавали готовый продукт – юбка, платье, брюки. Иногда эти вещи предлагались комплектами (апсейл и кросс-сейл). Чуть реже делались попытки продвигать одежду как цельный гардероб. Теперь вещь распадается на рукава, подол, воротничок… Это совсем иной подход к организации производства, ассортимента и продаж. Что делать, когда исчезает единица измерения? Раньше было понятно: готовая одежда – это отрезы ткани, соединенные некоторым количеством швов. Сейчас ситуация усложняется тем, что решение о выборе и покупке может приниматься на уровне формы воротничка и цвета ниток. Пока этот процесс находится в зачаточном состоянии, и модель DIY (Do It Yourself) – «собери свою вещь сам сам из нескольких элементов» – остается нишевой. Однако, когда визуальный поиск станет предельно простым, вместо долгого обдумывания гардероба клиенту достаточно будет трех кликов: хочу рукава, как у платья Рианны, полоски как на майке Канье Уэста, а ткань, что подешевле. Для fashion-рынка это послужит отправной точкой в новой системе координат. 

Уже сейчас модель потребления обретает иные формы. Расширяются рынок вторичного использования одежды и шэринговая экономика, предполагающие нескольких потребителей для одной вещи. Для нас это пока тоже маргинальные чудачества. А на Западе крупные компании уже вовсю изучают, как встроиться в этот новый дивный мир, потому что структура потребления меняется всерьез и надолго. 

Во время дискуссии на «Российской недели текстильной и легкой промышленности» гендиректор Fashion Consulting Group Анна Лебсак-Клейманс сказала, что главная возможность у производителей и ритейлеров появится на рынках, которых еще нет, и надо уже сейчас готовиться к их появлению. Я с ней целиком и полностью согласна.

Цифровая экономика России

(по данным McKinsey)

Доля электронной торговли в рознице – 4% (в ЕС – 7%).
Доля организаций, использующих CRM – 10% (в ЕС – 33%).
Доля граждан, совершавших покупки онлайн – 23% (в ЕС – 55%).
Доля организаций, имеющих сайт – 43% (в ЕС – 77%).
Проникновение мобильного интернета – 47% (в ЕС – 57%).
Объем частных инвестиций в цифровизацию российской экономики составляет пока 2,2% ВВП, тогда как в США он достигает 5%, в странах Западной Европы – 3,9%, в Бразилии – 3,6%.
К 2025-му эффект от цифровизации экономики в России может составить от 1,6 до 4,6 трлн руб. в год.
Управление производственными операциями – 2 240 млрд руб.
Оптимизация товарных запасов – 550 млрд руб.
Удлинение жизненного цикла оборудования – 385 млрд руб.
Здоровье и безопасность на производстве – 370 млрд руб.
Послепродажное обслуживание – 275 млрд руб.
Производительность сотрудников – 60 млрд руб.
Предпродажная аналитика – 20 млрд руб.
По данным Международной федерации робототехники, сегодня в России на 10 тыс. рабочих приходится только 3 промышленных робота; в среднем по всему миру – 69, а в странах, лидирующих по уровню цифровизации, – более 100.